История любви, породившая шедевры: Фрунзе Довлатян и Ирэн Ордуханян – «мы жили работой друг друга»
Фрунзе Довлатян: актер, режиссер и сценарист на излете оттепели
Эйфория хрущевской оттепели шла на спад. Продлившаяся десятилетие после смерти Сталина, она дала невероятный выброс живой творческой и в целом человеческой энергии. Но в научной и художественной среде вновь назревал кризис. В 1964 году Хрущева сместил Брежнев, который возвращался к сталинским методам, предлагая физически уничтожить первого секретаря ЦК КПСС. Было невозможно поверить, что после развенчания культа Сталина, литературы «толстых журналов», легких, лиричных фильмов Марлена Хуциева и Эльдара Рязанова, страна вновь вернется к «зажимам» и страху. А в 1970-е году по республикам прокатится новая волна террора. В Армении как сакральная жертва обновленной советской власти в 1975 году погибнет Минас Аветисян.
В это время в кинорежиссуру приходит ряд выдающихся армянских творцов. В документалистику — Артавазд Пелешян с его теорией дистанционного монтажа, в игровое кино — Фрунзе Довлатян. Наверное, это большой задел для целого исследования: сопоставление киноязыка Пелешяна и Довлатяна, ведь многие кадры из фильма «Здравствуй, это я!» напоминают те, что мы видим в ленте «Мы» («Менк»).
Личность и творческое наследие Фрунзе Вагинаковича до сих пор в полной мере не раскрыты. Между тем в его творческие задачи входило разбудить засыпающее сознание советского зрителя, обострить в нем до предела все лучшее, что могла дать или позволить эта эпоха.
Фрунзе Довлатян (1927-1997) родился в Нор-Баязете (ныне Гавар). Это селение на берегу Севана дало миру несколько выдающихся людей. Среди них и участники разработки первой ядерной советской бомбы, «сверхсекретные» Аветик Бурназян и Самвел Кочарянц.
Первые шаги
Еще подростком Фрунзе пришел на сцену Азизбековского районного театра, чуть позже поступает на службу в драматический театр имени Г. Сундукяна, с 1943 снимается в кино. После войны окончил студию при этом театре, в 1959 году оканчивает мастерскую ВГИКа Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. В это время он уже состоявшийся актер, его первой ролью была культовая лента «Давид-бек», где он сыграл внука мелика Мансура. Зрители полюбили его за роли Вачагана в кинофильме «Анаит», Армена Манукяна в «О чем шумит река», Гайка Сарояна в «Братьях Сароянах». Как актер Фрунзе Довлатян работал на большой амплитуде — он мог быть и экспрессивен, и тонок, едва уловим: так он «прошелся» в роли физика Заряна по своей ленте «Здравствуй, это я!». Зрелость режиссерского таланта в киноповествовании о двух талантливых физиках, сыгранных Арменом Джигарханяном и Роланом Быковым, выразила здесь историческое мировоззрение режиссера. По-настоящему оно зазвучит чуть позже — при создании «Хроники ереванской жизни», которые можно без натяжки назвать великим армянским фильмом.
К ленте о жизни физиков в годы войны (в сценарий его частично легла история Артема Алиханьяна, основателя Ереванского физического института) Довлатян подошел, сняв три картины со Львом Мирским: это были короткометражка «Кто виноват?», «Карьера Димы Горина», «Утренние поезда». В Российском государственном архиве литературы и искусства хранится ряд литературных и режиссерских сценариев, выполненных Довлатяном самостоятельно или в сотрудничестве с другими мастерами.
От сценария к фильму
Среди них — режиссерский сценарий ленты «Утренние поезда» 1963 года о рабочей молодежи завода-гиганта в Москве. На главную роль режиссеры приглашают уже снявшуюся у Андрея Тарковского в «Ивановом детстве» Валентину Малявину (Ася), Льва Прыгунова (Сева), Анатолия Кузнецова (Павел), Люсьену Овчинникову (Инна). Оператором фильма стал Сергей Вронский, знаменитый своими работами «Табор уходит в небо», «Братья Карамазовы», «Афоня», «Осенний марафон». Кажется, что Вронский и потом и Явурян на лентах Довлатяна были созвучны друг другу, с любовью и бережностью к деталям снимали не только лица, но и архитектуру города, природу.
Архивные материалы замечательны тем, что в них есть и рисунки, и схемы, и чья-то из создателей рука в задумчивости бесчисленное количество раз выводила на обратной стороне листа «Ромм, Ромм, Ромм». Мирский или Довлатян, а может быть, оба, думали о том, как снять этот фильм так, чтобы в нем одним из главных героев повествования было время, чтобы оно не уходило не задний план фоном или предлагаемыми обстоятельствами. В этой ленте благодаря тщательно выписанной светописи, джазовой музыке (она звучит и в «Здравствуй, это я!») еще чувствуется дыхание оттепели, но на героев и на зрителей фильма уже движется что-то очень страшное, пока едва уловимое в первых кадрах, когда грохочут по железнодорожному полотну подмосковные электрички. Но Довлатян-Мирский вытягивают этот подспудный, придавленный страх на поверхность человека и показывают ему альтернативную дорогу.
Несмотря на то, что действие происходит в реалиях промышленного производства, авторы показывают свежесть жизни. В сценарии видим подробности: вот девушка в ярком плаще помахала рукой кому-то невидимому и скрылась в подъезде. Многие эпизоды начинают свое движение после весеннего дождя.
«Из машины наперед набегает блестящий асфальт. Машины, мелькнув светом фар, проносятся мимо. Зажегся свет в окне 5-го этажа».
А вот описание новой жизни:
«Стеклянный фасад нового кинотеатра. Корпуса, облицованные керамической плиткой. Широкие полосы витрин. За решеткой детского парка зелень деревьев, ярко раскрашенные лесенки, качалки, горки. Возле кинотеатра толпятся зрители, ожидают сеанса. Табачный киоск. Тележки с газированной водой, с горячими сосисками».
«Ася и Сева идут по широким магистралям нового района Москвы. Они проходят мимо кинотеатра. На магистраль выезжают один за другим празднично украшенные грузовики с физкультурниками, готовящимися к параду. Грузовики проносятся мимо Аси и Севы. Их много, кажется, они будут идти без конца. И так же будет звучать бесконечно песня, которую поют молодые ребята и девушки».
Такой радостной, шумной и дружелюбной выписана Москва 1960-х, и на этом фоне живут в сомнениях, поиске, смятении, воспоминаниях о прошлом герои Мирского и Довлатяна.
Еще Анжей Вайда не снял свой знаменитый фильм «Всё на продажу», где актеры фактически играли самих себя, а авторы «Утренних поездов» уже использовали этот постмодернистский прием «фильма в фильме». Неожиданно для нас, встреча Кати и Севы у театра Вахтангова попадает в кино, который снимает Генка, ее будущий муж.
«Накануне свадьбы невеста отправляется на тайное свидание. Невеста решила порвать свои прежние связи».
Может ли рассматриваться этот ход вне этики, которую заложили сами создатели фильма? Конечно, нет. Ведь Катя и Сева не любят друг друга, поэтому то, что мы «подсмотрели» их встречу не ранит ни ее, ни его.
Любовный треугольник между Севой, Асей и Павлом перерастает в подлинную трагедию. Режиссеры вытаскивают из обычно легкого, подвижного, многие фильмы прожившего как бы на наигрыше Анатолия Кузнецова, его почти никем не замеченную сильную трагическую актерскую составляющую. «Товарищ Сухов» почти всегда улыбался в кадрах, балагурил, показывал несерьезные чувства, как в роли «жениха» Кондакова (через 2 года он снимется у Э. Рязанова в фильме «Дайте жалобную книгу»). Мало кто знает, что Анатолий Борисович ушел из жизни в марте 2014 года, приняв смертельную дозу лекарства.
Почти до конца фильма герой Кузнецова Павел — ничего не чувствующий рабочий, который живет свободной, разгульной жизнью. Выписаны два полюса человеческого «подвала»: в одном всю жизнь прожил его отец, советский «Плюшкин», погубивший мать Павла своей жадностью, в другом живет сам Павел — лишь формально отличающийся от своего отца. Почти до животного состояния доводят режиссеры все это окружение Павла в залах биллиарда. Примечательно, что в режиссерских рисунках (Мирского? Довлатяна?) нарисованы абрисы этих завсегдатаев ресторанов эдакими чапековскими саламандрами.
Надо сказать, что режиссеры используют тот образ, который Валентина Малявина сыграла в «Ивановом детстве» — перед нами молодая девушка необычайной красоты, взгляд которой не выражает почти ничего. Она олицетворяет собой «сон разума», она ведома, как у Тарковского Маша, идущая за капитаном Холиным, которого она не любит и не хочет.
Но все постепенно меняется, когда она встречает Павла. Она начинает распознавать в себе женскую сущность, которую Павел берет как хозяин ситуации. В биллиарде случается первый конфликт фильма. С каким мастерством режиссеры выписывают психологическую нюансировку!
«Ася подошла к Павлу, посмотрела в глаза, еще надеясь, что произошла какая-то нелепая ошибка. Она смотрит и ждет, готовая поверить, если он скажет, что все это не так, что все это неправда, даже не скажет, а просто увидит в его глазах, что этого не может быть. Павел жалко улыбается и отводит глаза».
После катастрофы в день свадьбы Павла и Аси, разбиваются на мотоцикле их приятели из-за гонок свадебного кортежа, происходит кульминация фильма. Здесь звук выписан, как в джазе, настолько он сложен. Эта полифония человеческих трагедий в обработке Довлатяна и Мирского звучит так:
— Тра-та, — удаляясь, звучат колеса. И перекрывая их стук, снова звучит сирена скорой помощи…
…гул напряженно работающего мотора…
…скрежет тормозов…
…визжащий звук тормозящих колес автомобиля…
…грохот столкновения…
И какие-то страшные стуки.
…Так бьют костяшками домино…
…так ударят биллиардные шары друг от друга…
…и снова сирена скорой помощи…
Случайность, игра: Павел на краю бездны и гибели. И это человек, который еще недавно говорил пафосные слова советского рабочего!
И опять же режиссеры сквозь темноту пытаются вывести Павла на свет.
«Павел идет по шпалам. Он идет сутулясь, переступая со шпалы на шпалу. Аппарат (имеется в виду камера — прим.) поднимается вверх, открывая разветвление путей, огоньки стрелок и светофоров, мерцающие в сумерках. Переплетения рельс, как паутина, окутывает землю, и маленькая фигура Павла бредет среди множества расходящихся в разные стороны путей».
За кадром продолжает звучать голос Севы, которому страшно за Павла, хоть они и соперники.
Режиссеры доводят состояние Павла до психоделики. Блестяще они будут сочетать эти приемы ужаса, сумасшествия, «подводного течения» с реалиями советского и национального Еревана в «Хронике ереванских дней». Когда Павел переходит на другую линию, мимо него с грохотом проносится товарный состав. И сразу с другой стороны надвигается другой. Павел отходит к середине, и зажатый между двумя поездами, стоит неподвижно, подавленный страхом.
В таких случаях люди должны ложиться на землю, чтобы не быть затянутыми под колеса. Но Павел стоит. И температура повествования доходит до кипения. Похоже сегодня врачи борются с наркозависимостью, погружая пациентов в воду температурой выше допустимой. Кем выйдет Павел из этого состояния? Открытый вопрос. Сева и Ася и их друзья продолжают свой ежедневный путь на электричке, которая везет их в Москву на завод.
Создавая «Хронику ереванских дней»
Спустя семь лет, совпадают две руки — писателя Перча Зейтунцяна и Фрунзе Довлатяна. К большому счастью, Перч Арменакович был с нами долго, умер в августе 2017 года. Рожденный с 1938 году в египетской Александрии, он в детстве постиг все драмы и короткие радости армянина Спюрка. В 1948 году Перч Зейтунцян репатриировался в Армению в десятилетнем возрасте. В Армении написаны все его рассказы и пьесы: среди них «Зов богов», «Легенда о разрушенном городе», «Великое Безмолвие», наиболее известная «Встать, суд идет!» о суде в Берлине над армянским мстителем Согомоном Тейлеряном. В 1970 году Фрунзе Довлатян с Зейтунцяном работают над литературным сценарием по повести писателя, творя основу «Хроники ереванских дней».
Создание этого фильма носит гуманитарный, всечеловеческий характер. Да, одним из его «нервов» является исцеление от боли армянского Геноцида 1915 года, и именно через это призму Зейтунцян и Довлатян говорят о таких ценностях, как грех, память, будущее.
Главную роль в «Хронике» блистательно сыграл Хорен Абрамян, которому на момент съемок исполнилось 42 года, но в кадре он выглядит гораздо старше, как и требовала сама история о военном и поствоенном поколениях. Образ архивариуса Армена Абраамяна сочетает в себе невероятное количество пластов, смыслов. Он молод, подвижен, текуч, с его зрелой мужской экспрессивностью и подавленной чувственностью одинокого мужчины, и порой наивен, как ребенок, он мудр, как старейшина древнего армянского рода, его глаза, особенно в сцене у Цицернакаберда, завораживают, как взгляд колдуна, которому подвластны время, человеческие тайны, грехи, их искупление и исцеление болей. Он и провайдер своего народа, связывающего его с прошлым и нащупываемым им будущим, которое может исчезнуть, сгореть.
В литературном сценарии этого еще не видно, а вот на экране заявлено в полную мощь, то что образ архивариуса встает в один ряд с фольклорными, метафизическими героями армянской историографии и литературы. Такими, как дед Хонк, что происходит из рода землепашца Ована, герой романа Хачика Даштенца «Зов пахарей», который следит за тем, чтобы древний очаг никогда не гас.
Но, в отличие от Хонка, Армен Абраамян, житель современной Армении, резко противопоставлен многим и даже большинству людей своего мира. Несмотря на то, что он кажется своим, близким, так как знает их жизни, судьбы, но при этом он в этом своем сквозном движении сквозь времена и пространства остается почти один. Особенно выразительно это видно в сценарии:
«Армен Абраамян садится в “Запорожец” новой марки, которая по габаритам не совсем соответствует крупной фигуре своего хозяина. Рабочий стол в архиве его тоже не соответствует его, казалось бы, призванию».
«На столе в беспорядке лежат вещи, на первый взгляд, никак не подходящие для кабинета. Сувениры, непочатая бутылка коньяка, термос, какая-то деталь от телевизора, фотографии Гайдна и Вольтера, кукла, игрушечный геологический топорик».
Действие начинается стремительно, Довлатян берет высокий темп и высокий уровень повествования, поразительно, что он не опускает заявленной планки ни на минуту. Армен Абраамян в исполнении Хорена Абрамяна (сходство фамилий заставляет думать, что сценарий писался под актера) — это развернутый опыт сгорания, аутодафе. Сгорает он на своем поприще и вместе со своим поприщем. Но об этом чуть позже.
Благодаря литературному и режиссерскому сценарию мы видим, как менялось содержание фильма, как не отразились на экране заявленные сюжеты, и входили те, которые не были в источниках.
Физика и метафизика здесь идут рука об руку, пробуждение от полусмертельного сна в явь, где носильщики вносят Армену пианино, предназначенное для хозяина сверху, заставляет это полотно пульсировать, как живую человеческую плоть.
Итак, первый сон Армена был написан сценаристами так. Он засыпает в ванной, и вдруг видит, как к нему входит Карен, его друг, хирург, и моет руки, как перед операцией. Карен предупреждает его, что он напрасно лежит в ванной, можно уснуть, вода станет давить на грудь, незаметно наступит смерть. Потом Карен стоит у его изголовья, Армен окружен ассистентами и медсестрами. Они пытаются вытащить его из ванны, Армен сопротивляется. И вдруг его ванна оказывается стоящей в Гарни. Армен купается без ванны. Цепочка людей на склоне горы. Взвалив на плечи архивные коробки, они двигаются в направлении какого-то крупного, напоминающего стеллаж, строения. Армена вытаскивают ассистенты, заворачивают в простыню, укладывают на дощатый стол, напоминающий стеллаж. Происходит полная имитация операции. Потом Карен и его помощники оперируют и коробку с документами, где написано «Армен Абраамян». (В этом эпизоде Довлатян хотел ввести метод обратной съемки с эффектом угасающей бумаги и вновь возвращения своего прежнего вида). Люди с разными фамилиями и одним и тем же лицом. Все они подбрасывают Армена в воздух, и он парит и падает в пенящуюся воду реки.
В фильме эта сцена существенно сокращена, что нисколько не уменьшает силу ее воздействия на зрителя под музыку гениального Авета Тертеряна. Действительно, Армен попадает в Гарни, но нет никакой ванны, он бежит, убегает от своих подопечных, от их справок и бед: этот сон действительно снят в ущелье Гарни, на фоне красоты Симфонии камней.
В фабулу ленты легла история начинающейся любви Армена и молодой женщины Анаит, которая бросает своего жениха, чтобы быть рядом с Арменом, вместе распутывает историю ее жизни и судьбы ее отца, расстрелянного в партизанском отряде разведчика в нацистской форме ради спасения других воинов. Один из командиров отряда тоже жив, и это Смбатян, который с большим усилием для себя вспоминает эти дни войны. Так реабилитирован отец Анаит Ваграм Рштуни. Имя которого было украдено другим армянином, который живет сейчас в Париже.
Смбатян не очень мучился эти годы, он спасал людей. Он считает, что упреки Армена в том, что так поздно он облегчил душу, не обоснованы:
«Как все меняется перед лицом смерти…»
«Разрушаются все связи…»
«Не остается никаких связей с будущим…»
Так начинает звучать Нелепая поэмка Достоевского из романа «Братья Карамазовы»: только там люди отдают свою свободу, чтобы уходить от ответственности, а здесь акцент на том, что все мы рады отдать свой личный грех на «хранение» другому.
Сцены в Цицернакаберде в литературном и режиссерском сценариях не было. Этот памятник жертвам геноцида уже пят лет был в Ереване. Именно в то время, когда в республиках национальное движение только начинало бродить, в Армении оно хлынуло, после того, как идеологические шлюзы были подняты. В эти годы работают над темой Геноцида Саркис Мурадян и Григор Ханджян.
Зейтунцян написал в другом сне явление Армену царя Артавазда II, который сочетал управление государством с занятием историей. Но сцена эта в фильм не прошла, пожалуй, не из-за того, что Довлатян побоялся усилить тему национальной Армении, а для того, чтобы оторваться от армянского контекста и придать фильму, как мы уже сказали выше, общечеловеческое звучание. Тем более события развиваются на фоне проходящего в столице Армении международного конгресса архивистов.
Перч Зейтунцян в сценарии заявляет внутренний конфликт между европейской архивистикой и армянской. В то время, когда в Армении все бурлит, движется, люди ищут друг друга, оплакивают жертвы, европейцы заняты формальным и светским подходом к науке. Англичанин говорит о том, что надо изучать свидетельства дворцовых парикмахеров, секретарей, водителей. Его поддерживает Француз: надо не стесняться пользоваться интимными дневниками. Немец и Русский говорят о качестве чернил. Испанец о том, что клей и солнечные лучи разъедают бумагу. Армяне говорят своим коллегам о Мхитаре Гоше. О том, как властители могли убивать своих рабов. Этот контекст был Довлатяном убран.
Весь пафос фильма проясняется в послании Зейтунцяна. Он не убеждает, он ставит вопрос: зачем нужны архивы, если архивариусы становятся его рабами? Пусть каждый человек хранит свой архив. В одном сне Армен видит некий вселенский архив из прочного железа, который помещается на океанское дно. Этот эпизод тоже не был снят, пожалуй, как избыточный. В последнем и самом страшном сне героя горит весь архив, он мечется от документа к документу, не зная, что спасать, все кажется ему ценным. Так сгорает весь архив — в этом выражена идея обнуления истории, человеческих трагедий, которые хочется забыть. А причина пожара в том, что «существование архива многих не устраивало». Армен на пепелище находит лишь одну папку — и это дело № 1, где хранится информация, что в 1970 году архив сгорел. Это удивительно мощная сцена снята оператором фильма Альбертом Явуряном.
Фильм заканчивается смертью героя, он умирает на пересечении улиц Абовяна и Туманяна. Кажется, от выстрела маленького мальчика, который стреляет в него из игрушечного оружия. На самом деле — отказывает сердце.
Последнее, что успевает сделать он перед смертью — быть рядом с Анаит и написать запоздалый некролог в память о ее молодом отце. Две траурные рамки в одном газетном материале.
Фрунзе Довлатян с 1986 по 2002 год был художественным руководителем «Арменфильма», в эти же годы заведовал кафедрой факультета культуры Ереванского педагогического института (позже он стал носить имя Хачатура Абовяна).
Фрунзе Вагинакович ушел из жизни в августе 1997 года, похоронен на Тохмахском кладбище Еревана. Фраза, которую сказал его герой в фильме «Здравствуй, это я!»: «Людей создает время, так сказать, эпоха» — относится к его творчеству и судьбе. Но многое из его киноработ вырвалось из временных рамок 1960-х или 1990-х, и сегодня может считаться более востребованным и важным, чем то, что создано нашими современниками.
- Зейтунцян П., Довлатян Ф. Литературный сценарий фильма «Хроники ереванских дней», 1970
- Довлатян Ф. Режиссерский сценарий фильма «Хроники ереванских дней», 1970
- Мирский Л., Довлатян Ф. Режиссерские материалы к фильму «Утренние поезда», 1963
История любви, породившая шедевры: Фрунзе Довлатян и Ирэн Ордуханян – «мы жили работой друг друга»
Ира встретила своего будущего супруга, когда он уже обрел известность после своего знаменитого фильма «Здравствуй, это я» и стал считаться одним из режиссеров, определявших лицо советского кино 1960-х годов. До этого он уже снял на «Мосфильме» картины «Карьера Димы Горина» и «Утренние поезда», также нашедшие теплый прием, но славу ему принес именно фильм «Здравствуй, это я».
Фрунзе Довлатян. Кадр из фильма «Здравствуй, это я»
К тому времени он перебрался из Москвы в Ереван и стал работать на киностудии «Арменфильм», где сразу же приступил к съемкам этой картины, звукорежиссером которой был Эдвард Ванунц — первый муж Ирэн. Ванунц был блестящим специалистом, и Довлатян, довольный его работой, пригласил его озвучивать свой следующий фильм «Братья Сарояны». Ванунц привлек к работе и свою жену Ирэн, которая также была звукорежиссером, хотя, конечно, не обладала опытом и мастерством мужа. Обстоя тельства сложились так, что Ванунца пригласили в Ленинград для работы над фильмом «Король Лир». «Братья Сарояны» оставались незаконченными, и 30-летняя женщина вынуждена была одна работать над фильмом. Даже сегодня Ирэн с волнением вспоминает те дни, когда, оставшись одна, она осознала всю легшую на нее ответственность, тем более в совместной работе с такой величиной, как Фрунзе Довлатян. «Я боялась, что не оправдаю ожиданий режиссера, — признается она. — Это были очень напряженные дни. Мне казалось, что я делаю не то, что нужно. Но Фрунзе Довлатян был очень сдержанным человеком, и в мой адрес не прозвучало ни одного укора, ни одного упрека».
Наверное, одна из причин сдержанности и доброжелательности Довлатяна заключалась в том, что режиссер был, что называется, неравнодушен к Ирэн, хотя она была замужем и имела ребенка. За время совместной работы между ними возникла духовная близость, к тому же Довлатян знал, что Ирэн не слишком счастлива в браке. Ванунц обладал довольно тяжелым характером, а Ирэн смотрела на жизнь несколько иначе — гораздо оптимистичней и жизнерадостней. Это несходство характеров отдалило супругов, сделало их чужими друг другу. Вот почему когда Фрунзе Довлатян сделал Ирэн предложение, она не отвергла его, тем более, что Довлатян, любивший гадать по картам и на кофейной гуще, в очередной раз погадав Ирэн, заявил, что она предназначена ему самой судьбой. После развода с Ванунцем Ирэн Ордуханян стала супругой Фрунзе Довлатяна. С этого самого дня ее жизнь переменилась кардинальным образом. Казалось бы, кинофестивали, званые обеды и вечера должны были вскружить молодой женщине голову, но то была лишь внешняя, парадная сторона новой жизни. На самом же деле жить под одной крышей с видным кинорежиссером оказалось не столь уж и легким делом, хотя многие женщины и завидовали Ирэн. «Фрунзе был очень красивым мужчиной, многие женщины были по уши влюблены в него и не могли понять, почему он выбрал именно меня».
Поклонниц Довлатяна было великое множество, и это порой давало Ирэн поводы для ревности. «Когда я во время съемок подходила к Фрунзе, чтобы что-то сказать ему, а он в это время был занят с актерами, он с нежностью брал мою руку и гладил ее, давая понять: все равно, Ира, ты — единственная подруга моей жизни. И один лишь этот его жест говорил мне так много…» Довлатян, в свою очередь, тоже ревновал Ирэн. Он всегда хотел быть в курсе, где она и чем занимается.
У каждого из них было свое прошлое, оба раньше уже состояли в браке и имели по одному ребенку — о них надо было заботиться, их надо было растить и воспитывать. Потом родился сын Давид, и забот стало больше. Оба супруга были взрослыми, состоявшимися людьми, у них имелись свои принципы, и в первые годы совместной жизни это не раз давало повод для споров. Тем не менее чета Довлатянов старалась терпеливо и с пониманием преодолевать все семейные рифы. Большое значение в этом имела их совместная работа. «Мы жили работой друг друга, — вспоминает супруга режиссера, — мы были не просто супругами, но и коллегами, и если даже ссорились дома, то на работе волей-неволей мирились и все забывали. Фрунзе в работе считался со мной, доверял моему вкусу, интеллектуальным способностям, всегда советовался со мной по поводу костюмов актеров».
Все предложенные ему киносценарии Довлатян в первую очередь давал читать жене и обращался к ним, только если Ирэн одобряла их.
В творческой жизни Фрунзе Довлатяну выпала счастливая и в то же время нелегкая судьба. Его жизнь в кино была полна не только успехов и радостей. Каждый его очередной кинопроект подвергался все более и более жестокой цензуре, резался, сокращался, кромсался или вообще отвергался… Как правило, Фрунзе Довлатян работал очень неторопливо, поскольку к каждой своей работе готовился чрезвычайно обстоятельно. И вовсе не случайно поэтому, что за свою тридцатилетнюю творческую жизнь он снял всего восемь фильмов. И к каждому из них он относился как к родному ребенку. Каждый щелчок ножниц советской цензуры он воспринимал с болью в сердце, приходил в отчаяние, опускал руки. Особенно переживал он по поводу снятого в 1972 году фильма «Хроника ереванских дней». Советские цензоры буквально сломали «хребет» фильму: каждый просмотр заканчивался той или иной жестокой «вивисекцией». Картина «Хроника ереванских дней» вышла на экраны в каком-то непонятном варианте — искромсанной, с нарушенной внутренней структурой, искаженным замыслом — и не был воспринят зрителем.
После этого фильма в творческой жизни режиссера наступила длительная пауза. Довлатян находился в поисках, а кроме того, пытался прийти в себя после неудачи своего последнего фильма. Затем жена предложила ему просмотреть сценарий Андрея Битова о великом армянском ученом Иосифе Орбели. Сценарий Довлатяну очень понравился, однако ему и здесь пришлось столкнуться с реалиями советской жизни. Москва отказала в разрешении на съемки, мотивировав это тем, что Орбели в сценарии представлен как величайший ученый, не имеющий себе равных в СССР. В действительности же причина была в самом Битове — писатель-вольнодумец в те времена был под запретом, вот Госкино и отреагировало соответствующим образом. Все это еще больше подействовало на Довлатяна. И хотя Ирэн всячески пыталась внушить ему оптимизм, убедить, что не следует отчаиваться, что нужно бороться и снимать новые фильмы, режиссер замкнулся в себе, стал скрытным, и сам мучился от этого. «Как-то он признался мне, что если раскроет сердце перед другими, то окажется совершенно беззащитным, — говорила Ирэн. — А еще он был суеверен, боялся, что если заговорит о хорошем, то такого не произойдет, а вот плохое — наоборот, обязательно случится». Однако стоило только попасть к нему в руки хорошему сценарию, как Довлатян снова воодушевлялся и с жаром принимался за работу. Так, в 1976-м он снимает фильм «Рождение», а через три года — «Живите долго». На волне этого подъема он создал в 1987 году фильм «Одинокая орешина», удостоившийся нескольких призов.
Ирэн с воодушевлением вспоминает те дни 1987 года, когда «Одинокая орешина» была представлена на 20-м Тбилисском кинофестивале, в котором принимали участие многие знаменитые советские и зарубежные актеры, режиссеры, драматурги, кинокритики. Фрунзе Довлатяну в то время как раз исполнялось 60 лет, и Параджанов, очень любивший Довлатяна, намеревался пышно отметить в своем доме юбилей своего друга. В доме и во дворе Параджанова было полно гостей. Кинофестиваль фактически переехал к Параджанову. В самый разгар застолья Параджанов достал из сундука плащ, который он сшил в тюрьме для Феллини, и набросил его на плечи Довлатяну…
Наступил самый, пожалуй, счастливый период в жизни Довлатяна. Один творческий успех следовал за другим. После «Одинокой орешины» он в свои 65 лет снял фильм «Тоска», который можно причислить к шедеврам советского кино того периода. Но за светлыми и счастливыми днями последовали годы отчаяния, тьмы и душевной боли. Довлатян страдал от выпавших на долю его народа испытаний, сожалел о вынужденной растрате творческих сил, поскольку в этот период народу было не до культуры. В 1997 году в одном из своих интервью режиссер признался: «Я сожалею, что полон творческих сил, однако вынужден жить воспоминаниями, и что меня, еще живого, уже поминают…» А ведь судьба давала Довлатяну множество возможностей избежать тягот. Так, его приглашали работать в Москву, где ему предлагали квартиру, да и жена уговаривала его уехать в Россию. Но Довлатян не представлял себе жизни вне Армении. Предлагали ему переехать в США, обещая гражданство и прочие блага. Но Довлатян отверг и это предложение и умер на родной земле.
РЕЖИССЕР НА ВСЕ ВРЕМЕНА
В ереванской библиотеке им. А. Исаакяна состоялась презентация книги "Фрунзе Довлатян. На излете оттепели". Авторы издания - российский журналист, писатель, ведущий научный сотрудник Института политических и социальных исследований Валерия ОЛЮНИНА и архитектор, журналист, художник Павел ДЖАНГИРОВ.
В беседе с корр. "ГА" ВалериЯ Олюнина отметила, что книга задумывалась как продолжение серии биографий деятелей армянской культуры, внесших свой вклад и в культуру российскую. "Предыдущая - "Львы Мологи. По русским следам Александра Таманяна" была посвящена российскому периоду жизни и деятельности гениального архитектора Александра Таманяна. Герой новой книги - замечательный режиссер, актер, педагог и общественный деятель Фрунзе Довлатян. Он творил в эпоху, когда стремительно менялись время и люди и все это запечатлевалось на кинопленке в мировоззрении Довлатяна, ученика прославленных мастеров ВГИКа Сергея Герасимова и Тамары Макаровой", - c казала В.Олюнина.
Авторы этого замечательного издания изучили и осмыслили большой объем материалов на русском и армянском языках, встречались с друзьями и родственниками Довлатяна. К счастью, сохранились огромный личный архив режиссера, с которым они работали в Москве и в Ереване, его фильмы, фильмы других режиссеров, у которых Довлатян снимался как актер, и документальные фильмы . В итоге книга получилась интереснoй и познавательной как для профессионалов, так и для рядового читателя, влюбленного в кино.
САМ ФРУНЗЕ ВАГИНАКОВИЧ В ШЕСТНАДЦАТИЛЕТНЕМ ВОЗРАСТЕ в 1943 году снялся в патриотической картине основоположника армянского кинематографа Амо Бек-Назарова "Давид-Бек". Это эпическое полотно о национально-освободительном движении армянского народа против персидского владычества в XVIII веке, в котором он исполнил роль внука мелика Мансура. Даже в годы войны в советском кино поднимались темы не только общесоветского настоящего, но и героических страниц прошлого национальных республик. Великая Отечественная в лентах режиссера Фрунзе Довлатяна проявлялась трагическим лейтмотивом, как и тема Геноцида армян 1915-1923 годов в Османской Турции. Изживают трагическое наследство войны герои лент "Здравствуй, это я!", "Хроника ереванских дней" с незабываемым Хореном Абрамяном.
Советскому зрителю полюбилась картина Григория Мелик-Авакяна "О чем шумит река", где молодой Фрунзе сыграл роль пограничника Армена Манукяна. Примечательно, что Фрунзе родился накануне Дня пограничника, который торжественно отмечался в стране с 1958 года. Он и сегодня отмечается 28 мая в России и 26 апреля - в Армении. Символично, что и в наши дни армянские и российские пограничники продолжают совместную службу по охране границ Армении. От скромной роли ефрейтора Манукяна до сложного образа Саака Камсаряна в "Одинокой орешине" - путь режиссерского и актерского становления в несколько десятилетий.
"Кинопоэтика Довлатяна от фильма к фильму становилась многослойной, постепенно усложнялось и мировоззрение режиссера, - отметил П.Джангиров. - Вместе со своей постоянной творческой группой, в которую входили выдающийся оператор Альберт Явурян, талантливый композитор Мартин Вартазарян, тонкий звукооператор Ирэн Ордуханян и другие, режиссер говорил уже не только с армянским и советским народом, но и со всем миром. Если же оценить то, что сделано в армянском кинематографе 60-80-х годов прошлого века, Фрунзе Довлатян подчеркнуто выделяется здесь c воей яркой самобытностью. Чтобы полнее представить киномир режиссера и актера, общественный резонанс на его фильмы, мы включили в книгу некоторые публикации из средств массовой информации того времени, фрагменты профессиональных и общественных обсуждений, справочный материал по фильмографии и использованной литературе".
Несомненный интерес представляют сценарные заявки Довлатяна на постановки, которые не были осуществлены. "Мы пересмотрели десятки газетных и журнальных интервью нашего героя, выбрали из них фрагменты, которые образно передают живую мысль и философию его творческого почерка, и старались, насколько возможно, донести его голос до читателя", - c казала В.Олюнина.
В книге собраны воспоминания о Фрунзе Вагинаковиче его друзей и соратников: кинокритиков Сурена Асмикяна, Левона Григоряна, режиссера Арутюна Хачатряна, оператора Альберта Явуряна, композитора Мартина Вартазаряна, актера Левона Шарафяна и др. Отдельная глава посвящена неснятым фильмам мастера, где помещены некоторые сценарные заявки на постановку новых фильмов. Договор на написание сценария фильма под условным названием "Родосто. Родосто" по произведениям болгарской писательницы Севды Севан на тему Геноцида. Он мечтал поставить и фильм о Мисаке Манушяне.
У ИЗВЕСТНОГО ФРАНЦУЗСКОГО АКТЕРА, РЕЖИССЕРА И ПРОДЮСЕРА СЕРЖА АВЕДИКЯНА также есть что вспомнить про Фрунзе Довлатяне. Он прислал из Парижа свои воспоминания: "Впервые я встретился с Фрунзе Довлатяном в 86-м, а может, в 87-м году. Это случилось в Париже во время организованного нами фестиваля армянского кино. Он был одним из почетных гостей делегации, приехавшей на фестиваль и представившей его последний фильм. В то время Фрунзе Довлатян был художественным руководителем киностудии "Арменфильм" и старался делать все, чтобы Параджанов и другие кинематографисты имели возможность снимать свои фильмы, несмотря на сложившиеся тяжелые обстоятельства.
Я знал его по фильму "Здравствуй, это я!", который представлял кино СССР в 1966 году на Каннском кинофестивале. Мне очень понравился этот черно-белый фильм с такими замечательными актерами, как Армен Джигарханян, Маргарита Терехова, Ролан Быков, Наталья Фатеева. В молодости я также видел "Братьев Сароянов" - очень сильный фильм, история двух братьев, которые политически и идеологически противостоят друг другу. Сам он сыграл роль одного из них, в роли другого брата также замечательно выступил Хорен Абрамян.
Для показа в Париже его очень сложного фильма "Одинокая орешина", фильма, в котором он пытался затронуть непростые вопросы исторической и сегодняшней Армении, я приготовил субтитры.
Фрунзе всегда привлекали актуальные и деликатные темы, и он использовал свой кинематограф как возможность обратиться к аудитории с чем-то глубоким. Так получилось, что в 1989 году меня вместе с известным французским кинокритиком Сержем Данаем пригласили на Московский кинофестиваль, а затем в Ереван, но советские власти отказали мне в визе, потому что было расследование моих предыдущих визитов. Учитывая, что я поехал без разрешения в Тбилиси и встречался там с Параджановым в 1982 году, я был объявлен персоной нон грата и не мог приехать в СССР, пока в 1991 году Армения не стала независимой.
Чтобы отменить этот запрет, Фрунзе Довлатян и Армен Джигарханян, которые были очень близкими друзьями, решили вмешаться, обратившись непосредственно к Горбачеву. Я знаю, что они встречались с высокопоставленными чиновниками, и затем Фрунзе сказал мне, что, оказывается, я числился в списке армянских террористов. Он меня с этим поздравил, назвав героическим патриотом. Сколько бы я ни говорил ему, что это неправда, что я не имею никакого отношения к терроризму, он мне не верил, все отшучивался: "Конечно! Какой террорист признается, что он террорист?" Мы снова встретились уже после обретения Арменией независимости в 1990-х годах, когда я начал там готовить фильм. Чем больше мы узнавали друг друга, тем больше между нами возрастало взаимное уважение. "
Авторы c читают, что книга поднимает не только темы исторической, духовной и культурной общности армянского и русского народов, но и содержит в себе надежду на возрождение славных традиций армянского кино, а отношения между Ереваном и Москвой будут только укрепляться
Источники:
- https://www.armmuseum.ru/news-blog/2018/9/25/py43y2cz8t3zc1bj1vwbjn7mth3nuo
- https://www.radiovan.fm/station/article/28885
- https://www.golosarmenii.am/article/119456/rezhisser-na-vse-vremena